Крутая соседка (секс-история)
25978
15-05-2017
3 фото
У нас с ней много общего, я говорю о своей соседке. Она деваха независимая, я тоже, она любит мужчин, веселые компании, хорошо поесть и иногда выпить. Если поменять мужчин на женщин, все это свойственно и мне. Ягоды, грибы, рыбалка, просто поездки за город, мы любим оба. Так чего бы, спрашивается, нам не полюбить друг друга? Живем рядом — это единственное препятствие, да старше я лет на двадцать.
Но время от времени, то я, то она заходим друг к другу в гости, чтоб поболтать откровенно о своих удачах и неудачах, да и просто выговориться. Иногда это бывает очень забавно. Вот недавно она рассказала мне такую историю.
— Представляешь, клеит меня в гостинице, где я работаю, какой-то тип восточной наружности. Грек, араб или еврей, по-нашему лопочет только так:
— Красавица, пойдем ко мне в номер, я, как тебя увижу, все остальное сразу забываю.
— Тогда не пойду, — отвечаю, — не хочу, чтоб у тебя склероз прогрессировал.
— Да пускай прогрессирует, я без тебя регрессирую. На других женщин смотреть не могу.
— Ага, значит, когда вчера француженку в номер затащил, то с закрытыми глазами ее пользовал?
— Откуда знаешь? — округлил он свои невинные глаза.
— Сорока на хвосте принесла. Ты вот что, сразу же мне скажи, твой склероз, при моем появлении прогрессирует, так?
— Да, красавица.
— А для чего ты меня в номер зовешь, еще помнишь?
— Конечно.
— Я тоже так думаю, но вот беда, ты ведь можешь, когда все кончится, забыть заплатить. Может такое быть?
— Зачем платить, красавица, ты меня неправильно поняла, может же человек прийти в гости к другому человеку, выпить вина, потанцевать? Да просто полежать, поболтать, что здесь плохого?
— Конечно, можем, и потанцевать, и вина выпить, и полежать, только вот болтовней от меня не отделаешься. Нашел дуру! Если хочешь — плати, а лирику свою для жены прибереги.
— Заплачу, красавица, какой разговор, сразу от меня в банк пойдем.
— Ты чего гонишь? В банк пойдем до, а не после, или он у тебя вместо будет.
Подошли мы к окошку, куда посетители деньги на хранение сдают, он замялся:
— Сколько? — спрашивает.
— Двести, — отвечаю.
А он кассирше говорит - пятьдесят. Вот же, зараза.
— Я погуляю, пока ты со своим склерозом вспомнишь, сколько я назвала, а то у тебя при мне память действительно отшибает, — сказала я ему и направилась к дверям.
Он деньги получил, меня догнал, прямо в фойе за задницу хватает. Я хотела ему пощечину влепить, но он мне двести долларов и золотое кольцо протягивает.
Поднялись мы к нему в номер, я с себя все скинула, у него даже челюсть отвалилась. Как он начал меня целовать во все места, гладить, что-то на своем тарабарском нашептывает, я с клиентами никаких удовольствий себе не позволяю, но тут, чувствую, еще немного и буду готова. Наконец он на меня навалился и заерзал. Лобок о лобок трется, а больше я ничего не чувствую. Так ему и говорю:
— Я тебя не чувствую.
Он стыдливо рассмеялся и словами Сухова мне отвечает: «Восток — дело тонкое».
— Слышала, соглашаюсь, но чтоб настолько!
— И для тонкого дырочка найдется, повернись-ка ко мне спиной.
Повернулась я, он заахал:
— Ах, какой зад, какие ягодицы, какие бедра, а спина, плечи! Ты обязательно должна выйти за меня замуж. Я тебя старшей назначу.
— Так ты еще с твоим «хабариком» и многоженец? — удивилась я.
— Мал золотник да дорог, - отвечает.
— Мала куча, но вонюча, — не выдержала и я.
А он в это время все же в мой зад заглянуть решил. Ты знаешь, для зада у него штука, что надо!
Честно скажу, раньше мне тоже приходилось ягодицы раздвигать, но исключительно ради денег, а тут так понравилось, что я его даже попросила не торопиться, а потом такой кайф словила. Но замуж выходить все равно отказалась, хоть и старшей, но четвертой женой становиться не хотелось. Да и потом, кто его знает, сегодня старшей назначит, а завтра ему другая задница больше понравится, и куда я тогда?
— Действительно. Знаешь, ты меня своим рассказом так возбудила, что я готов нарушить запрет, вернее нашу негласную договоренность, вот только я не с Востока, а с Запада, тонкостей всех не понимаю.
— А я понимаю. Ты хочешь сказать, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать?
— Догадливая.
— Что же, хочешь посмотреть, смотри. Знаешь, меня за всю жизнь так ни разу и не изнасиловали. Попробуй взять меня силой.
— Мне твоя идея не нравится. Терпеть не могу насилия — это все равно, что онанизмом заниматься.
— Тебе просто со мной не справиться, старичок, — она подошла и хотела двумя руками толкнуть меня в грудь.
Реакция у меня была в порядке. Я поймал ее руки, завел их ей же за спину, слегка надавил, ее лобок уперся в мой уже готовый к работе инструмент воспроизводства, а верхняя часть туловища подалась назад. Я подтащил ее к кровати, уложил на спину, чтоб она своим же весом удерживала руки за спиной.
Для верности одной рукой продолжал давить на живот, а вторую запустил ей под юбку, схватил трусы, дернул и вытащил на белый свет их обрывки.
— Продолжать, — спросил я ее, — или договоримся полюбовно?
— Полюбовно, — ответила она и уважительно развела ноги в стороны.
— Вот и умница, — я отпустил ее, она вытащила руки из-под спины, я расстегнул ремень, но в это время получил по голове какой-то толстой книгой.
Она рванулась к телефону, но я успел поймать ее за подол платья, рванул к себе, платье треснуло пополам, а она опустилась на мои уже голые колени голой попой.
— Запад — дело толстое, — сказал я, плюнул на ладонь, смазал свой «пробойник» и направил его в ее маленькое отверстие.
— Пусти, больно же!
— Когда меня бьют по голове, моя головка начинает мстить и вытворяет черт знает что, — я еще сильнее натянул ее на себя. — К тому же ты сама просила.
— А теперь прошу, чтоб ты прекратил. По крайней мере, не туда!
— Хорошо, — согласился я. Мои «шары» последний раз стукнулись о ее ягодицы и «кий» сменил лузу. — Так лучше?
— Лучше бы было, если бы ты совсем прекратил, это была глупая затея.
— Как скажешь, — я отпустил ее и стал одеваться. — Не получилось любви, она с насилием как-то не стыкуется.
В это время на мою бедную голову опустилось что-то тяжелое... Когда я очнулся, на мне прыгала эта ведьма. Увидев, что я открыл глаза, она сказала: «Извини, но мне самой хотелось кого-нибудь изнасиловать, но не могла, же я вот так, без повода».
— И как ощущения? — спросил я. — Неужели интересно прыгать на бесчувственном теле?
— В этом что-то есть, — скажу зала она, застонала и скатилась с меня.
Я тоже хотел встать, но обнаружил, что мои руки привязаны к спинке кровати колготками.
— Тебе надо в морг на работу устраиваться, — разозлился я. — Отвяжи меня.
— Нет, дорогой, это еще не все для того, что я хочу с тобой проделать, ты должен быть в сознании. Сейчас тебе придется поработать языком. Только схожу, помоюсь.
Она вышла, а я попытался отвязаться, но узлы были закручены хорошо. Хорошо, что правая рука не была так уж близко привязана к спинке. После того как я несколько раз потянул, появилось пространство сантиметров в тридцать, я дотянул колготки до зубов, и вскоре освободил руку. Дальше уже было делом техники. Когда эта голая фурия вышла из ванной, благоухая каким-то гелем, я схватил ее за волосы. Открыл туалет, и толкнул ее туда; чтоб не упасть, ей пришлось ? схватиться руками за толчок. Больше я уже не поддавался на ее просьбы, а готов был разворотить ее зад до величины унитаза. Странно, никогда раньше мне не доставляло удовольствия что-то подобное, правда, я никогда и не пробовал.
Но тут во мне проснулось нечто звериное. Когда она попыталась выпрямиться, я развернул ее лицом к себе, посадил прямо на неприкрытый кружком унитаз и, наверное, у меня был такой вид, что она сразу же открыла рот. Вскоре туда хлынула струя, будто бы кто-то надавил на ручку унитаза.
Только тут я пришел в себя, взглянул на «жертву», и с удивлением заметил, что она просто кайфует.
Извинения, готовые было сорваться с моих губ, застряли на полпути. Я повернулся, вышел и стал одеваться. Она еще минуту сидела на холодном фарфоре унитаза. А когда вышла, то, чего уж я и вовсе не ожидал, стала извиняться.
— Прости, это была провокация, мне давно хотелось довести уравновешенного мужчину до безумия...
Я лишний раз убедился, что за свои сорок пять лет так и не научился разбираться в женщинах.
Но время от времени, то я, то она заходим друг к другу в гости, чтоб поболтать откровенно о своих удачах и неудачах, да и просто выговориться. Иногда это бывает очень забавно. Вот недавно она рассказала мне такую историю.
— Представляешь, клеит меня в гостинице, где я работаю, какой-то тип восточной наружности. Грек, араб или еврей, по-нашему лопочет только так:
— Красавица, пойдем ко мне в номер, я, как тебя увижу, все остальное сразу забываю.
— Тогда не пойду, — отвечаю, — не хочу, чтоб у тебя склероз прогрессировал.
— Да пускай прогрессирует, я без тебя регрессирую. На других женщин смотреть не могу.
— Ага, значит, когда вчера француженку в номер затащил, то с закрытыми глазами ее пользовал?
— Откуда знаешь? — округлил он свои невинные глаза.
— Сорока на хвосте принесла. Ты вот что, сразу же мне скажи, твой склероз, при моем появлении прогрессирует, так?
— Да, красавица.
— А для чего ты меня в номер зовешь, еще помнишь?
— Конечно.
— Я тоже так думаю, но вот беда, ты ведь можешь, когда все кончится, забыть заплатить. Может такое быть?
— Зачем платить, красавица, ты меня неправильно поняла, может же человек прийти в гости к другому человеку, выпить вина, потанцевать? Да просто полежать, поболтать, что здесь плохого?
— Конечно, можем, и потанцевать, и вина выпить, и полежать, только вот болтовней от меня не отделаешься. Нашел дуру! Если хочешь — плати, а лирику свою для жены прибереги.
— Заплачу, красавица, какой разговор, сразу от меня в банк пойдем.
— Ты чего гонишь? В банк пойдем до, а не после, или он у тебя вместо будет.
Подошли мы к окошку, куда посетители деньги на хранение сдают, он замялся:
— Сколько? — спрашивает.
— Двести, — отвечаю.
А он кассирше говорит - пятьдесят. Вот же, зараза.
— Я погуляю, пока ты со своим склерозом вспомнишь, сколько я назвала, а то у тебя при мне память действительно отшибает, — сказала я ему и направилась к дверям.
Он деньги получил, меня догнал, прямо в фойе за задницу хватает. Я хотела ему пощечину влепить, но он мне двести долларов и золотое кольцо протягивает.
Поднялись мы к нему в номер, я с себя все скинула, у него даже челюсть отвалилась. Как он начал меня целовать во все места, гладить, что-то на своем тарабарском нашептывает, я с клиентами никаких удовольствий себе не позволяю, но тут, чувствую, еще немного и буду готова. Наконец он на меня навалился и заерзал. Лобок о лобок трется, а больше я ничего не чувствую. Так ему и говорю:
— Я тебя не чувствую.
Он стыдливо рассмеялся и словами Сухова мне отвечает: «Восток — дело тонкое».
— Слышала, соглашаюсь, но чтоб настолько!
— И для тонкого дырочка найдется, повернись-ка ко мне спиной.
Повернулась я, он заахал:
— Ах, какой зад, какие ягодицы, какие бедра, а спина, плечи! Ты обязательно должна выйти за меня замуж. Я тебя старшей назначу.
— Так ты еще с твоим «хабариком» и многоженец? — удивилась я.
— Мал золотник да дорог, - отвечает.
— Мала куча, но вонюча, — не выдержала и я.
А он в это время все же в мой зад заглянуть решил. Ты знаешь, для зада у него штука, что надо!
Честно скажу, раньше мне тоже приходилось ягодицы раздвигать, но исключительно ради денег, а тут так понравилось, что я его даже попросила не торопиться, а потом такой кайф словила. Но замуж выходить все равно отказалась, хоть и старшей, но четвертой женой становиться не хотелось. Да и потом, кто его знает, сегодня старшей назначит, а завтра ему другая задница больше понравится, и куда я тогда?
— Действительно. Знаешь, ты меня своим рассказом так возбудила, что я готов нарушить запрет, вернее нашу негласную договоренность, вот только я не с Востока, а с Запада, тонкостей всех не понимаю.
— А я понимаю. Ты хочешь сказать, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать?
— Догадливая.
— Что же, хочешь посмотреть, смотри. Знаешь, меня за всю жизнь так ни разу и не изнасиловали. Попробуй взять меня силой.
— Мне твоя идея не нравится. Терпеть не могу насилия — это все равно, что онанизмом заниматься.
— Тебе просто со мной не справиться, старичок, — она подошла и хотела двумя руками толкнуть меня в грудь.
Реакция у меня была в порядке. Я поймал ее руки, завел их ей же за спину, слегка надавил, ее лобок уперся в мой уже готовый к работе инструмент воспроизводства, а верхняя часть туловища подалась назад. Я подтащил ее к кровати, уложил на спину, чтоб она своим же весом удерживала руки за спиной.
Для верности одной рукой продолжал давить на живот, а вторую запустил ей под юбку, схватил трусы, дернул и вытащил на белый свет их обрывки.
— Продолжать, — спросил я ее, — или договоримся полюбовно?
— Полюбовно, — ответила она и уважительно развела ноги в стороны.
— Вот и умница, — я отпустил ее, она вытащила руки из-под спины, я расстегнул ремень, но в это время получил по голове какой-то толстой книгой.
Она рванулась к телефону, но я успел поймать ее за подол платья, рванул к себе, платье треснуло пополам, а она опустилась на мои уже голые колени голой попой.
— Запад — дело толстое, — сказал я, плюнул на ладонь, смазал свой «пробойник» и направил его в ее маленькое отверстие.
— Пусти, больно же!
— Когда меня бьют по голове, моя головка начинает мстить и вытворяет черт знает что, — я еще сильнее натянул ее на себя. — К тому же ты сама просила.
— А теперь прошу, чтоб ты прекратил. По крайней мере, не туда!
— Хорошо, — согласился я. Мои «шары» последний раз стукнулись о ее ягодицы и «кий» сменил лузу. — Так лучше?
— Лучше бы было, если бы ты совсем прекратил, это была глупая затея.
— Как скажешь, — я отпустил ее и стал одеваться. — Не получилось любви, она с насилием как-то не стыкуется.
В это время на мою бедную голову опустилось что-то тяжелое... Когда я очнулся, на мне прыгала эта ведьма. Увидев, что я открыл глаза, она сказала: «Извини, но мне самой хотелось кого-нибудь изнасиловать, но не могла, же я вот так, без повода».
— И как ощущения? — спросил я. — Неужели интересно прыгать на бесчувственном теле?
— В этом что-то есть, — скажу зала она, застонала и скатилась с меня.
Я тоже хотел встать, но обнаружил, что мои руки привязаны к спинке кровати колготками.
— Тебе надо в морг на работу устраиваться, — разозлился я. — Отвяжи меня.
— Нет, дорогой, это еще не все для того, что я хочу с тобой проделать, ты должен быть в сознании. Сейчас тебе придется поработать языком. Только схожу, помоюсь.
Она вышла, а я попытался отвязаться, но узлы были закручены хорошо. Хорошо, что правая рука не была так уж близко привязана к спинке. После того как я несколько раз потянул, появилось пространство сантиметров в тридцать, я дотянул колготки до зубов, и вскоре освободил руку. Дальше уже было делом техники. Когда эта голая фурия вышла из ванной, благоухая каким-то гелем, я схватил ее за волосы. Открыл туалет, и толкнул ее туда; чтоб не упасть, ей пришлось ? схватиться руками за толчок. Больше я уже не поддавался на ее просьбы, а готов был разворотить ее зад до величины унитаза. Странно, никогда раньше мне не доставляло удовольствия что-то подобное, правда, я никогда и не пробовал.
Но тут во мне проснулось нечто звериное. Когда она попыталась выпрямиться, я развернул ее лицом к себе, посадил прямо на неприкрытый кружком унитаз и, наверное, у меня был такой вид, что она сразу же открыла рот. Вскоре туда хлынула струя, будто бы кто-то надавил на ручку унитаза.
Только тут я пришел в себя, взглянул на «жертву», и с удивлением заметил, что она просто кайфует.
Извинения, готовые было сорваться с моих губ, застряли на полпути. Я повернулся, вышел и стал одеваться. Она еще минуту сидела на холодном фарфоре унитаза. А когда вышла, то, чего уж я и вовсе не ожидал, стала извиняться.
— Прости, это была провокация, мне давно хотелось довести уравновешенного мужчину до безумия...
Я лишний раз убедился, что за свои сорок пять лет так и не научился разбираться в женщинах.
Похожие эротические рассказы